Вот мы с вами, дорогой читатель, подошли к финалу. До конца литургии осталось совсем немного. И прихожане ждут этого момента с нетерпением. Не потому, что скоро конец и можно пойти домой, а потому, что сейчас их будут причащать. Они же ради этого и пришли.
Еще во время пения запричастного концерта причастники постепенно собираются поближе к алтарю, выстраиваются друг за другом, сложив крест-накрест на груди руки (в знак смирения). Первыми обычно встают дети, за ними мужчины, а потом уже женщины. Такой порядок был заведен в древности, и не нам его обсуждать и тем паче осуждать. Хотя теперь он нередко нарушается.
Меня как-то спросил знакомый грузин: «А почему это мужчины у вас стоят в самом конце?» Ну, не скажешь же ему, что дамы наши воспитаны на советских очередях и так и норовят пролезть без очереди, а русский православный мужик – существо затюканное и безропотное. Стал я ссылаться на западный менталитет, демократические традиции и глубокое уважение к женщине. Кажется, не убедил.
Но вернемся к нашим причастникам. Дьякон возглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите.» Церковнославянский «страхъ» – это не наши «ужас» или «боязнь». Это благоговейный трепет. А трепетать ведь можно и от счастья. На амвон с Чашей в руках выходит священник и произносит молитву, начало которой звучит так (привожу ее в переводе, вы ее сразу узнаете, услышав по-славянски): «Верую, Господи, и исповедую, что Ты воистину Христос Сын Бога Живого, пришедший в мир спасти грешных, среди которых первый я. Еще верую, что это – Само Пречистое Тело Твое, и Сама Честная Кровь Твоя…» Заканчивается молитва словами: «Пусть будет мне Причастие Святых Твоих Тайн не в суд и осуждение, Господи, а для исцеления души и тела. Аминь.»
Идти к причастию можно только с глубокой верой, что в чаше уже не кусочки хлеба в разбавленном теплой водой вине, сам Христос Своим Телом и Кровью. В противном случае все это будет не на пользу, а «в суд и осуждение». И последствия этого непредсказуемы.
А как же, скажет кто-то, младенцы? Они же не осознают всего величия происходящего? Они еще не только думать, а и ходить и говорить не умеют. Только агукают, когда сыты, или кричат, когда что-то болит. Но у них есть полномочные представители перед Богом – взрослые, родители и крестные. Вот они-то должны верить. Пока спрос с них.
Итак, народ со скрещенными на груди руками по одному подходит к священнику, стоящему на амвоне. Батюшка специальной ложечкой, которая называется лжица, со словами «Причащается раб Божий (тут надо самому назвать свое имя) Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов и Жизнь Вечную» вкладывает в рот кусочек просфоры с вином (теперь это уже – Святые Дары). Потом причастнику вытирают губы и он целует край Чаши. Осторожно, молча и без всяких поклонов и крестных знамений причастник подходит к заранее выставленному столику. На нем лежат нарезанные просфоры и в ковшиках сладкий теплый морс. Это называется в народе запивка или теплота. Нужно выпить и съесть кусочек хлеба. Делается это для того, чтобы случайно не выдохнуть микрочастицы причастия. По той же причине нельзя до запивки ни креститься, ни кланяться, ни, тем более, говорить.
По долгу службы в это время я обычно нахожусь на хорах и чувствую себя Машенькой из сказки «Машенька и медведь», той самой, которая «высоко сижу, далеко гляжу». И нередко приходится видеть, как по незнанию, конечно, люди сразу после причащения начинают бить поклоны и вслух молиться, не дойдя еще до запивки. Делать этого нельзя – ни одна частичка Святых Даров не должна пропасть и быть попранной.
Во время причастия хор или все присутствующие поют: «Тело Христово приимите, Источника безсмертнаго вкусите». Затем исполняются благодарственные стихиры и псалом «Благословлю Господа на всякое время», после чего священник читает заамвонную молитву. Называется так она потому, что он спускается с амвона вниз и стоит среди народа. Далее следует отпуст. Это несколько коротких заключительных молитв.
А потом батюшка читает проповедь. Хотя делает это он не обязательно в конце службы. Проповедь может быть и после Евангелия, и в каком-то другом месте литургии. Это уж как где заведено. Проповедь – очень важный момент богослужения. В ней и рассказ о празднике, и объяснение прочитанного евангельского текста, и духовное наставление. Сейчас представить себе литургию без нее очень трудно. А были времена, когда священнику запрещалось проповедовать. И времена эти еще на памяти у многих.
Вот мы с вами и побывали на православном богослужении. Конечно, из всего, что я два месяца рассказывал, вам что-то осталось неясным. Многое я опустил, что-то упустил. Но лучший способ освоить это прекрасное, но сложное дело – ходить на службы. И не просто стоять в толпе и томиться, а слушать, молиться со всеми, словом, участвовать в богослужении. Недаром же «литургия» переводится как «общее дело».
„Литовский курьер” №25 (800)